Человек и Профессионал

В двух словах о Ф.Э. Дзержинском

Человек, стоявший у истоков советских специальных служб — Феликс Эдмундович Дзержинский, родившийся 11 сентября (по старому стилю 30 августа 1877 г.), один из двух величайших русских военных польского происхождения (наряду с Константином Рокоссовским).

Свое нерусское этническое происхождение, но русскость души роднит Феликса Эдмундовича с Иосифом Сталиным. Дзержинский, в юности мечтавший стать ксендзем, чуть не пошел учиться в духовную семинарию, где учился-таки его почти ровесник Иосиф Джугашвили — будущий Сталин. Позже революционер Феликс получил прозвище «железный», что тоже роднит его со Сталиным, ведь сталь куют из железа...

Либеральный болтун и писака Леонид Млечин, наводнивший с 90-ых годов по сей день наши СМИ, пишет, что  Сталин «не любил» Дзержинского. Если считать «нелюбовью» отказ Сталина утвердить предложение председателя ОГПУ В. Р. Менжинского (еще одного поляка, кстати) учредить орден Феликса Дзержинского, то да, но если быть более предметным, увидим, что Сталин весьма ценил Дзержинского, отмечал его искренность, когда тот понял, что надо не поддерживать Троцкого, а наоборот, «надо драться с Троцким» (так писал Дзержинский в письме В. Антонову-Овсеенко 12 января 1924 г.). Вот что говорил Сталин 2 июня 1937 года, 11 лет после смерти Дзержинского, на расширенном заседании Военного совета при Наркоме обороны: «Самое лучшее — судить о людях по их делам, по их работе. Были люди, которые колебались, потом отошли, отошли открыто, честно и в одних рядах с нами очень хорошо дерутся с троцкистами. Дрался очень хорошо Дзержинский...».

 

Действительно, «Железный Феликс» и Сталин с 1923 года вместе боролись против Троцкого. Сталин завершил это совместное дело триумфально — к сожалению, уже после скоропостижной смерти Дзержинского, уничтожив троцкизм и троцкистов — этих предшественников современных западо-либералов, ненавидящих всё русское.

Когда новоявленные троцкисты-либералы, затуманив свою антирусскую сущность красивыми словами о правах человека, о гуманности и даже о русском патриотизме, свергали памятник Дзержинскому на Лубянской площади в 1991 году, метили конечно не только в конкретную личность. Свергнув памятник, они символично свергли могущество наших органов госбезопасности, а за символами скоро идет реальность. Дзержинский не устраивал предателей, воров-коррупционеров, русофобов, анархистов и прочих ненавистников Добра. Дзержинский был однозначно на стороне Добра. Человек, который хотел «своей любовью обнять всё человечество» и писал сестре, что «возненавидел богатство, так как полюбил людей» (далее: «так как я вижу и чувствую всеми струнами своей души, что сегодня... люди поклоняются золотому тельцу, который превратил человеческие души в скотские и изгнал из сердец людей любовь»), не мог нравиться носителям мещанского духа капитализма — вот и свергли его памятник.

Конечно, тут же вспомнят непримиримость «Железного Феликса» к врагам революции, внесудебные (хотя соответствующие закону) расстрелы, и «красный террор» (возникший как ответ на «белый террор»). Им возразим не только добрыми и глубоко государственными делами основателя ВЧК — например, тем, что он организовал систему детских учреждений — приёмников-распределителей, детских домов, «коммун» и детских «городков», где дети-беспризорники получали медицинское обслуживание, образование, питание, и самое главное, возможность дальнейшей самореализации. Возразим тем, что жесткость Дзержинского не была самоцелью и тем более, проявлением садистского наслаждения властью над другими. Не было и злоупотребления ради «успешной» статистики, «выполнения плана», чем позже грешили псевдочекисты под руководством Ежова. Дзержинский был принципиальным и профессиональным руководителем, понимающим, что «цацкаться» с врагами государства нельзя. При таком подходе принцип справедливости никогда не нарушается! Не нарушается и грань человечности — иначе Дзержинский не стал бы требовать улучшения условий содержания заключенных даже в мельчайших деталях (например, устное распоряжение обеспечить тюрьму швабрами, чтобы пожилым узникам не было тяжко мыть полы), не запретил бы рукоприкладство в отношении арестантов и, конечно же, не стал бы дважды инициировать (и на некоторое время претворять в жизнь) отмену смертной казни!

Сама природа спецслужб исключает бюрократичность. Президент Владимир Путин когда-то рассказал журналистам ставший благодаря этому знаменитым анекдот про американского шпиона, который хочет сдаться и пришел на Лубянку, но его направляют в разные кабинеты, а потом, вместо того чтобы задержать, отправляют обратно «выполнять задание» своих заказчиков. Именно таким нужным антибюрократом был Феликс Эдмундович Дзержинский.  Вот его отношение к бюрократизму:

«Мы страдаем организационным фетишизмом. Нам кажется, для того чтобы организовать какое-нибудь дело, построить что-нибудь, достаточно взять бумагу, сесть в свой кабинет и написать "принять энергичные меры", "изыскать средства" и прочее. При этом организационном фетишизме стираются живые люди, между тем как работу руководства и управления нельзя механизировать. Это работа мозговая, индивидуальная и вместе с тем глубоко коллективная. Не учреждения работают, а люди работают в учреждениях».

И далее:

«Мы не знаем, что делаем, а знают это бумаги в наших портфелях. Нужно ввести личную ответственность, чтобы было известно, кто чем занимается, что изучает и за что отвечает в какой мере. ...Бесконечная коллегиальность, комиссии, совещания и т.д. превратились в помеху. Согласования вопросов превращаются у нас часто в карикатуру: открываются прения, преют в то время как наперед можно сказать, какое будет решение. ...Надо отходить от системы больших докладов. Таких ваших томов те, кто руководит делом, не могут читать».

 

В случае необходимости выбора между преданностью и профессиональными навыками чекиста Дзержинский отдавал преимущество преданности. Либерал-западнические писаки это ставят в минус первому главе ЧК и ОГПУ, но простая логика говорит об обратном — зачем профессиональный сотрудник спецслужб, если его лояльность Родине не стопроцентна? Такой сотрудник попадает в риск-группу, что когда-нибудь проявит беспринципность или вовсе предаст... Конечно, лучше как преданность так и профессионализм вместе и Дзержинский это знал лучше современных писаков. Без обладания всеми нужными навыками и чертами характера Феликс Эдмундович вряд ли добился бы такого огромного успеха в борьбе с контрреволюцией и западными интервентами. Если кто-то искренне думает, что этот успех был достигнут тем, что ВЧК «залил страну кровью», то ошибается. Процитируем портал «Историк РФ»: «Согласно новейшим архивным данным, за три года из четырёх органами ВЧК были расстреляны 17 тыс. человек, причём в основном за уголовные преступления (без учёта Кронштадтского мятежа). Исследование протоколов заседаний чрезвычайных комиссий свидетельствует о том, что применение высшей меры наказания было скорее исключением, чем правилом».

Многосторонне талантливый Дзержинский внес свой вклад не только в развитие специальных служб безопасности государства, но и в народное хозяйство, экономику. Ведь параллельно он возглавил ВСНХ и занялся впечатляющим увеличением производства чугуна, стали и проката.

Но в день рождения великого государственного деятеля завершим эту небольшую зарисовку о нем цитатой, отражающей чистую душу порядочного человека, очень эмоционального и тонкого, но также очень и очень актуальной на фоне происходящего вокруг современной России (из письма Ф. Дзержинского своей сестре Альдоне):

«Я вижу будущее и хочу и должен сам быть участником его создания… Задумывалась ли ты когда-нибудь, что такое война в ее действительных образах? Ты отталкивала от себя образы разорванных снарядами человеческих тел, раненых на поле боя, и воронов, выклевывающих глаза у еще живых людей. Ты отталкивала эти страшные картины, ежедневно стоящие у нас перед глазами. Меня ты не можешь понять. Солдата революции, борющегося за то, чтобы не было на свете несправедливости, чтобы эта война не отдала на растерзание победителям-богачам целые многомиллионные народы. Война — ужасная вещь. На нас двинулся весь мир богачей. Самый несчастный и самый темный народ первым встал на защиту своих прав — и дает отпор всему миру. Хотела б ли ты, чтобы я оставался в стороне? Альдона моя, ты не поймешь меня, поэтому мне трудно писать. Если б ты видела, как я живу, если б ты мне взглянула в глаза — ты бы поняла, вернее, почувствовала, что я остался таким же, как и раньше».

В двух словах о Ф.Э. Дзержинском

Человек, стоявший у истоков советских специальных служб — Феликс Эдмундович Дзержинский, родившийся 11 сентября (по старому стилю 30 августа 1877 г.), один из двух величайших русских военных польского происхождения (наряду с Константином Рокоссовским).

Свое нерусское этническое происхождение, но русскость души роднит Феликса Эдмундовича с Иосифом Сталиным. Дзержинский, в юности мечтавший стать ксендзем, чуть не пошел учиться в духовную семинарию, где учился-таки его почти ровесник Иосиф Джугашвили — будущий Сталин. Позже революционер Феликс получил прозвище «железный», что тоже роднит его со Сталиным, ведь сталь куют из железа...

Либеральный болтун и писака Леонид Млечин, наводнивший с 90-ых годов по сей день наши СМИ, пишет, что  Сталин «не любил» Дзержинского. Если считать «нелюбовью» отказ Сталина утвердить предложение председателя ОГПУ В. Р. Менжинского (еще одного поляка, кстати) учредить орден Феликса Дзержинского, то да, но если быть более предметным, увидим, что Сталин весьма ценил Дзержинского, отмечал его искренность, когда тот понял, что надо не поддерживать Троцкого, а наоборот, «надо драться с Троцким» (так писал Дзержинский в письме В. Антонову-Овсеенко 12 января 1924 г.). Вот что говорил Сталин 2 июня 1937 года, 11 лет после смерти Дзержинского, на расширенном заседании Военного совета при Наркоме обороны: «Самое лучшее — судить о людях по их делам, по их работе. Были люди, которые колебались, потом отошли, отошли открыто, честно и в одних рядах с нами очень хорошо дерутся с троцкистами. Дрался очень хорошо Дзержинский...».

Действительно, «Железный Феликс» и Сталин с 1923 года вместе боролись против Троцкого. Сталин завершил это совместное дело триумфально — к сожалению, уже после скоропостижной смерти Дзержинского, уничтожив троцкизм и троцкистов — этих предшественников современных западо-либералов, ненавидящих всё русское.

Когда новоявленные троцкисты-либералы, затуманив свою антирусскую сущность красивыми словами о правах человека, о гуманности и даже о русском патриотизме, свергали памятник Дзержинскому на Лубянской площади в 1991 году, метили конечно не только в конкретную личность. Свергнув памятник, они символично свергли могущество наших органов госбезопасности, а за символами скоро идет реальность. Дзержинский не устраивал предателей, воров-коррупционеров, русофобов, анархистов и прочих ненавистников Добра. Дзержинский был однозначно на стороне Добра. Человек, который хотел «своей любовью обнять всё человечество» и писал сестре, что «возненавидел богатство, так как полюбил людей» (далее: «так как я вижу и чувствую всеми струнами своей души, что сегодня... люди поклоняются золотому тельцу, который превратил человеческие души в скотские и изгнал из сердец людей любовь»), не мог нравиться носителям мещанского духа капитализма — вот и свергли его памятник.

Конечно, тут же вспомнят непримиримость «Железного Феликса» к врагам революции, внесудебные (хотя соответствующие закону) расстрелы, и «красный террор» (возникший как ответ на «белый террор»). Им возразим не только добрыми и глубоко государственными делами основателя ВЧК — например, тем, что он организовал систему детских учреждений — приёмников-распределителей, детских домов, «коммун» и детских «городков», где дети-беспризорники получали медицинское обслуживание, образование, питание, и самое главное, возможность дальнейшей самореализации. Возразим тем, что жесткость Дзержинского не была самоцелью и тем более, проявлением садистского наслаждения властью над другими. Не было и злоупотребления ради «успешной» статистики, «выполнения плана», чем позже грешили псевдочекисты под руководством Ежова. Дзержинский был принципиальным и профессиональным руководителем, понимающим, что «цацкаться» с врагами государства нельзя. При таком подходе принцип справедливости никогда не нарушается! Не нарушается и грань человечности — иначе Дзержинский не стал бы требовать улучшения условий содержания заключенных даже в мельчайших деталях (например, устное распоряжение обеспечить тюрьму швабрами, чтобы пожилым узникам не было тяжко мыть полы), не запретил бы рукоприкладство в отношении арестантов и, конечно же, не стал бы дважды инициировать (и на некоторое время претворять в жизнь) отмену смертной казни!

Сама природа спецслужб исключает бюрократичность. Президент Владимир Путин когда-то рассказал журналистам ставший благодаря этому знаменитым анекдот про американского шпиона, который хочет сдаться и пришел на Лубянку, но его направляют в разные кабинеты, а потом, вместо того чтобы задержать, отправляют обратно «выполнять задание» своих заказчиков. Именно таким нужным антибюрократом был Феликс Эдмундович Дзержинский.  Вот его отношение к бюрократизму:

«Мы страдаем организационным фетишизмом. Нам кажется, для того чтобы организовать какое-нибудь дело, построить что-нибудь, достаточно взять бумагу, сесть в свой кабинет и написать "принять энергичные меры", "изыскать средства" и прочее. При этом организационном фетишизме стираются живые люди, между тем как работу руководства и управления нельзя механизировать. Это работа мозговая, индивидуальная и вместе с тем глубоко коллективная. Не учреждения работают, а люди работают в учреждениях».

И далее:

«Мы не знаем, что делаем, а знают это бумаги в наших портфелях. Нужно ввести личную ответственность, чтобы было известно, кто чем занимается, что изучает и за что отвечает в какой мере. ...Бесконечная коллегиальность, комиссии, совещания и т.д. превратились в помеху. Согласования вопросов превращаются у нас часто в карикатуру: открываются прения, преют в то время как наперед можно сказать, какое будет решение. ...Надо отходить от системы больших докладов. Таких ваших томов те, кто руководит делом, не могут читать».

В случае необходимости выбора между преданностью и профессиональными навыками чекиста Дзержинский отдавал преимущество преданности. Либерал-западнические писаки это ставят в минус первому главе ЧК и ОГПУ, но простая логика говорит об обратном — зачем профессиональный сотрудник спецслужб, если его лояльность Родине не стопроцентна? Такой сотрудник попадает в риск-группу, что когда-нибудь проявит беспринципность или вовсе предаст... Конечно, лучше как преданность так и профессионализм вместе и Дзержинский это знал лучше современных писаков. Без обладания всеми нужными навыками и чертами характера Феликс Эдмундович вряд ли добился бы такого огромного успеха в борьбе с контрреволюцией и западными интервентами. Если кто-то искренне думает, что этот успех был достигнут тем, что ВЧК «залил страну кровью», то ошибается. Процитируем портал «Историк РФ»: «Согласно новейшим архивным данным, за три года из четырёх органами ВЧК были расстреляны 17 тыс. человек, причём в основном за уголовные преступления (без учёта Кронштадтского мятежа). Исследование протоколов заседаний чрезвычайных комиссий свидетельствует о том, что применение высшей меры наказания было скорее исключением, чем правилом».

Многосторонне талантливый Дзержинский внес свой вклад не только в развитие специальных служб безопасности государства, но и в народное хозяйство, экономику. Ведь параллельно он возглавил ВСНХ и занялся впечатляющим увеличением производства чугуна, стали и проката.

Но в день рождения великого государственного деятеля завершим эту небольшую зарисовку о нем цитатой, отражающей чистую душу порядочного человека, очень эмоционального и тонкого, но также очень и очень актуальной на фоне происходящего вокруг современной России (из письма Ф. Дзержинского своей сестре Альдоне):

«Я вижу будущее и хочу и должен сам быть участником его создания… Задумывалась ли ты когда-нибудь, что такое война в ее действительных образах? Ты отталкивала от себя образы разорванных снарядами человеческих тел, раненых на поле боя, и воронов, выклевывающих глаза у еще живых людей. Ты отталкивала эти страшные картины, ежедневно стоящие у нас перед глазами. Меня ты не можешь понять. Солдата революции, борющегося за то, чтобы не было на свете несправедливости, чтобы эта война не отдала на растерзание победителям-богачам целые многомиллионные народы. Война — ужасная вещь. На нас двинулся весь мир богачей. Самый несчастный и самый темный народ первым встал на защиту своих прав — и дает отпор всему миру. Хотела б ли ты, чтобы я оставался в стороне? Альдона моя, ты не поймешь меня, поэтому мне трудно писать. Если б ты видела, как я живу, если б ты мне взглянула в глаза — ты бы поняла, вернее, почувствовала, что я остался таким же, как и раньше».